Белоглавок Александр Владимирович, г. Санкт-Петербург
30 лет
Особых заслуг на литературном поприще не имею, стихи пишу редко и в основном для себя.
Занял второе место в литературном патриотическом конкурсе "...О забытой войне" в 2014 г.
Остатки себя сжигая,
В горниле живой печи,
Ломаясь и погибая,
Зубами скрипя - молчи!
Мотор, надрываясь, бьётся,
Качает по венам злость,
И кажется - надорвётся! -
Взломает грудную кость.
Но дальше, ещё полшага,
Ещё и ещё один.
В оплёванную отвагу
Адреналин всади!
Кто вспомнит твои потуги,
Трясясь, оцарапав бровь,
Давясь тошнотой в испуге,
Впервые увидев кровь?
Ведь кончилось всё постыло:
Простреленным животом,
Убого простой могилой,
Невзрачно кривым крестом.
Но подвиг не обесславлен! -
Я помню всё до конца:
Я вместе с тобой отравлен
В развалинах Осовца.
Пусть воют, что ты поддался,
Но всем им наперекор -
Я помню, как задыхался
Надорванный твой мотор!
---------------------------------------------
Храм печали воздвигнут мною,
Молчаливой громадой – ввысь.
Антрацитовой пеленою
Колоннады переплелись.
Всколот иглами острых шпилей
Карнеоловый небосвод,
А в округе - за милей миля -
Хризолитовый мрак болот.
И тщедушье телес безвольно
Мешаниной на глади той,
Малахитово-неспокойной,
Апатитово-неживой.
Безнадёжность печаль простёрла
Чёрной дланью, лишив забот.
Я отравлен… Я сыт по горло
Драгоценностью тех болот!
Разрушаю, - какая мука! -
Всеми фибрами чуя смерть -
Антрацитовый храм без звука
Оседает в земную твердь.
------------------------------------------
Помню гульбища в юность без меры -
В каждом взоре пытливейших глаз
Этот город лазорево-серый
Открывал для себя в первый раз.
Помню, сгорбленного над бумагой,
Меня звало расцветье веков:
Медновсадническою отвагой,
Николаевским звоном подков.
И, застыв, поражённый до ныне,
Я, взирая, тянулся достать
Александровский лик на вершине,
Эрмитажно-атлантову стать.
Над пьянящим гротеском простора
Воспарял и терялся мой вздох
Под гранитно-мятежным напором
И в ростральном петляньи эпох…
Но прошла отбурлившая юность
И легли, как морщинки на лоб,
Исаакиевская угрюмость,
Петропавловский тяжкий озноб.
Юный мой, но седеющий город,
Под твоим замерзаю плащом,
И Сенная швыряет за ворот
Достоевскую темень трущоб.
------------------------------------------
Ты бессилье моё, безбожие,
Безотрадно-пустая даль,
Беззаконие, бездорожие -
Горделива-горька печаль.
Пеленою заворожённая
Мракобесия на крестах,
Опьяневшая, заражённая,
Опаршивленная в устах.
Одурела ты, заклеймённая,
В безысходности задремав,
Исхудавшая, покорённая,
Всю до капли себя отдав.
Уж мертвецки окоченевшую,
Налетели тебя клевать,
Разорённую, почерневшую
Облепили – не разогнать!
Не швыряюсь хулой безликою,
Зубоскаля судьбе шальной -
Восторгаюсь тобой, великою!
Погибаю с тобой, больной.
---------------------------------------------
Взгляд мой,
как перекрестье
прицела -
Выискивает
и обнаруживает.
Тело моё –
механизм,
и в целом,
В совокупности своей
я –
оружие.
Голос гулкий знаком всем нациям
За их историю многострадальную,
Как выстрелы в нём интонации,
Факты свинцово-высокоморальные.
Грязь да мрак кругом – не свихнуться бы,
Да всех выродков прилюдно – давить, крушить!
И попробуйте заикнуться вы,
Мол, у оружия нет никакой души.
Но приходят
странные
вести мне,
О переменах
болтовня
досужая…
Плевать мне!
Мой взгляд –
перекрестие!
И, в целом, по прежнему
я –
оружие!
-----------------------------------------------
Ты уходишь в беззвучии лёгких шагов
В пустоту с неприкрытою дверью,
Дождь размоет остатки чуть видных следов,
Поутру обернувшись метелью.
Ты уходишь предутренней дымкой костров,
Когда ветер огня не тревожит,
Ты уходишь с последними бликами снов
Пробегающей дрожью по коже.
Ты уходишь луною в свинец облаков -
Заплутавший отчается путник.
Ты уходишь остатками тающих слов,
Затихающим голосом лютни.
Ты уходишь пожаром сквозь чащу души,
Год за годом всё стихло, но только
Тлеют угли в корнях шелестящих вершин
И чадят сладковато и горько.