Нартова Татьяна Викторовна. Родилась в Воронеже в 1991 году, где и проживаю до сих пор. Начала писать еще в школе. Сначала прозу, а в старших классах появились первые стихи. С детства люблю природу, поэтому и поступила на биологический факультет. Как ни странно, но с годами страсть к поэзии не прошла, а только усилилась. Написание стихов для меня нечто вроде приема у психоаналитика: стоит вылить свои эмоции на бумагу и жить становиться легче. Кроме того люблю вышивать, занимаюсь макраме и вязанием. 

Струны.

Белоснежная гладь снежно-чистых дворов
Навела на себя вновь румяна заката.
И уже и не мыслится день без шагов,
Без хранящего оттепель светлого взгляда.

Но уж движется вечер в терем ночной,
И бездонное озеро неба тускнеет.
Беспокойная радость сменила покой,
Но его отогнать и она не сумеет.

И жемчужиной неба восходит луна,
Чтобы света посеять сребристую ниву.
Оказалось, что можно и быть без вина
Непонятно, до дрожи, до верха счастливой.

Не звучи ты, хрустальный и бархатный глас!
Пусть сегодня струною душа нам играет
И поет, и сияет как редкий алмаз,
То звездой становясь, то в ночи утопает.

Как же можно представить день без шагов,
Без летящих движений, цветущей улыбки?
Раз души струны эти послушать готов,
Слушай дальше, как будут играть без ошибки. 

Бескорыстная вишня.

Где-то вишня цвела теплым майским деньком
И манила своим ароматом.
Словно нежное облако бросило дом
И пошло разговаривать с садом.

Отцвела, зеленея, бросала кругом
Лепестков белоснежную стаю.
Наливалась сладчайшим и терпким огнем,
Каждый солнечный луч принимая.

Собирали с нее дорогой урожай,
Часто просто и ветви ломали.
Только вот постарела, и стало не жаль,
И в костер в виде дров покидали.

Так и многие в мире цветут для других,
Но не все благодарность имеют.
Нет, ни мало на свете людей и таких,
Кто и старую ветвь пожалеют.

Им не так уж важны дорогие плоды,
Они видят в другом их усладу.
Им хотелось лишь только, чтоб были цветы,
Разгоняя печаль и прохладу.

Корица, янтарь и огонь.

Корицы сладкий аромат, янтарный вечер за окном,
И представляется опять осколок неба над огнем.
Остаться просит тишина, в густом тепле вдруг утонуть.
И пламя прожитого дня, как ветку, вновь сжигает грусть.

И нежно-тихо так в душе, и ветер музыку плетет,
И вновь я где-то и нигде, все знаю точно наперед.
Слова все станут на  места. Нет лишних фраз, как лишних звезд.
И солнце вьет из янтаря в другой мне мир прозрачный мост.

Я утопаю в небесах, ищу я в вечере мечту.
Она ли это у огня, иль снова вижу я не ту?
Мне будет после сложно так войти еще в вечерний  мир,
Где солнце за руку меня к покою приведет на пир.

А, может, все это обман? Приснился мне ночной костер?
Нет, ясные мечты глаза я в небе вижу до сих пор.
И догорит опять дотла очередной удачный день.
Но буду снова вспоминать и пить до дна корицы хмель.

День на реке

Мне так мало осталось проплыть по широкой прохладной реке.
Солнце светит куском янтаря, серебром отражаясь в воде.
Я плыву среди буйной красы. Ветер шепчет с волнами о том,
Как на утлом своем мне челне не промокнуть под ранним дождем.

Сотни лилий цветут водяных, и ласкают мне брызги ладонь.
Средь травы далеко на земле чей-то светится теплый огонь.
Тучи гложут небесную синь, ветер катится бурей в волнах,
Звуки грома звучат все сильней, но ушел из души прежний страх

Барабаном по днищу бьет дождь, нету суши, одна лишь вода.
И я чувствую нервную дрожь, словно это вздыхает река.
Бечевою небесный  пожар вату серую рвет облаков.
Я плыву, и не чувствую хлад от противных, тяжелых долгов.

Беспокойство останется там, где теченье начнет длинный путь.
Окружают меня лишь вода,  красота,  и  манящая жуть.
Знаю я, что мой маленький челн доплывет до родного огня.
А пока я плыву по реке, пусть еще подождут там меня.

Звуки жизни.

Пробегаю по клавишам светлым рояля,
Вызвав вновь из тиши неизвестный мне звук.
Так давно я была, так давно я стояла,
И дышала мгновеньем касания рук.

Звук раскатистый, громкий иль звонкий и нежный,
Если б мне превратить ноты в чувства свои,
Заиграли б они дуновением свежим,
Разошлись бы по клавишам все мои дни.

Тут поярче, сложнее, немного уныло,
Тут легко, беззаботно, бутоном цветка.
И не вальс, и не танго, обычно и мило,
Смело льется, как дождь, и блестит, как река.

Жаль, что я не умею, все слезы, улыбки,
Превратить в музыкальный игристый набор.
Я хотела б услышать, как вторит мне скрипка,
Что б понять наконец-то, что счастье – не сон. 

Секунды, мгновенья, заботы. Газеты, прогнозы погоды.
И некогда видеть и знать. 
Прощанья, вагоны, перроны. И кофе остывший не тронут.
И убрана снова кровать.

Гудки, разговоры и встречи. По окнам прокатиться вечер
И тихо трепещет струна.
Привычные, старые вещи и вечность не кажется вечной
Пока впереди пустота

А, может, порвать явь без слада, как старые прошлого слайды
Как тысячи строчек письма?
Но тропки сырого асфальта ведут в неизменную правду,
Что в плоскости есть глубина

Часы, годы, сны, зимы, лета. Одна для меня есть примета -
Открытой улыбки полет
Пока есть душа среди света, я жить буду только за это
Что кто-то меня еще ждет.

Если захочешь.

Утро на вкус, словно сладкая вата. Воздух свободы пьянит, как вино.
Люди спешат в неизвестность куда-то, им окунуться в него не дано.
Утро свежо, и разносятся брызги крошками света фонтана-скалы.
Небо бескрайнее, чистое небо, сколько захочешь в ладони бери.
А на скамейке соседней расселась осень своей золотою стеной.
Хочешь, проси у нее озаренья, хочешь бесценный и редкий покой.
Веришь ли, нет, в это странное утро все отошло, уступив тебе мир.
Хочешь – иди, в зелень сквера обутый, хочешь - летай как бескрылый эфир.
Солнце живет в этих красках и лицах, в травах примятых чужим сапогом.
Хочешь, без золота будешь богатым, хочешь – и злато придет к тебе в дом.
Утро на запах, как милого руки, греет под кожей до самой души.
Смотришь, мелькнет за деревьями полдень. Если захочешь, его задержи.

Облако
Мне сегодня облако приснится
В звонкой, томной неба глубине.
Южный ветер будет веселиться
Все шепча нелепости земле.

В белых кудрях капель, сон хранящих
Отразиться самый первый свет.
На восхода поцелуй ребячий
Заалеет облако в ответ.

Нежно-нежно обнимая крыши
Будет долго и легко скользить.
Поднимаясь смело к солнцу выше,
Превращаясь в золотую нить.

Мне сегодня облако присниться,
Видно, где-то над моим окном,
Ангел чуткий дал на час забыться
И прикрыл меня своим крылом.

Значит это, бесконечным взглядом
Глаз вселенной он меня хранит.
Значит это, тихо-тихо рядом
Он до утра для меня не спит.

Одетая в тоску.

Ты не веришь в приметы и знаки, в очертание дымки речной,
Ты не пишешь на старой бумаге чей-то облик приятно – простой.
Ты не ходишь на свадьбы и пляски, у ромашки не рвешь лепестки.
Не играешь кокетливо в прядки, отраженья не любишь свои.

На простынке следы твои четки, и расчетлив в рисунках узор.
Не выносишь ты ссоры метелкой, только пыль канцелярий и сор.
Говорят про тебя, что железо, что в душе только формул штрихи.
Для тебя все наверно полезно, что неважным считают они.

Пожимаешь плечами на письма, над любовью смеешься чужой.
Но затянуты раны от жизни черной, слезной несчастий смолой.
И найдется ли тот, кто разденет твою нежность опять до гола?
Кто изучит по клеточкам тела все мечты, всю тоску, все слова?

Ты не веришь в приметы и знаки, ты не споришь, и, в общем, права.
Ты холодная, светлая тайна. Ты как пуля – пряма и трезва.
Ты не веришь в поверия древних, в жажды жизни неверный закон.
Может, все это кто-то изменит, кто с тобою пока незнаком?

Может, кто-то раскроет всю прелесть горьковатой твоей остроты?
Может, кто-то под ноги постелет золотые, как радость цветы?
А пока ты не веришь, не помнишь, ты не учишь, и вновь не ведешь.
Вновь узоры простые рисуешь… и кого-то одетая ждешь.

Я верю тебе до конца, до могилы.
Очерчены углем на досках слова.
Мне небо не дало ни воли, ни силы,
Так верно тебя вместо них я взяла.
Я помню тебя в серой осени темной,
И далее справа, чуть-чуть позади.
Мне мир подарили бескрайний, огромный,
Но помнишь лишь ты все ключи и пути.
Я знаю тебя или вовсе не знаю.
Но мне наплевать на течение дней.
Мне небо не дало, а я забираю,
Мне красть почему-то намного милей.
Я верю тебе и не верю, как прежде.
Я вижу насквозь за глухою стеной.
Мне люди отдали пустые надежды,
Но только тебе я сияю звездой.

Боясь подходить к зеркалам, боясь навсегда их разбить,
На сотни кусков, пополам, теряя заветную нить.
В прозрачной воде, где камыш закрыл легкий след от руки,
Ты снова и снова глядишь, и губишь поверхность реки.

Зашедшее солнце ушло, и звезды лучи растеряв,
Уходят на чистое дно, с себя обязательства сняв.
Закроешь глаза, только свет и крики далекой совы
Обнимут тебя на послед, ломая о стекла персты.

Виновен ли тот, кто не зряч, что видит одну пустоту?
Разбей, если хочешь и спрячь, а ветер развеет вину.
Круги по воде к берегам расплещут подробности все.
А зеркало будет лежать и память хранить о тебе.  

И в первый предутренний час дойдут до него облака.
Одна одинокая часть, без сносок и скобок штриха.
Ударь кулаком, не беда. Обратно вернется удар.
Не бойся разбить зеркала, река превращается в пар. 

Ты узнаешь меня из вчерашних газет,
И в пустых городах по людскому теченью.
Я задула давно свой порхающий свет,
Но тебе все равно улыбнусь на мгновенье.

Ты прости, что с тобой никогда не была,
Что не знала лица и не слышала песен.
Но ты жил в двух шагах, и тебя я ждала,
Только мир оказался не так уж и тесен.

Соловей поутру свой давнишний мотив
Меж зеленых кустов заведет патефонном.
Ты не встретишь меня, до тех пор, пока жив,
Но узнай обо мне между трелью и звоном.

Хоть судьбы и не дан вариант черновой,
Но черкать буду вновь мне не нужные тропы.
По следам прочитай заголовок немой.
Что б пройти, наконец, два шага за ворота.

Второй куплет.

Не ищи второй куплет, в песне жизни сладкозвучной.
Промелькнул, как солнца свет по темнице он бездушной.
За зарей приходит день, а за днем река столетий.
За окном цветет сирень, вспоминая нам о лете.

Перезвон колоколов, колокольчика бокальчик.
Нас тропой ведет из снов, за калитку яркий зайчик.
Не ищи двух облаков одинаковых, как братья,
Не понять нам этих слов и не влезть уж в детства платья.
Впереди нас ждет припев заковыристый и сложный.
Мы вбегаем, не успев насладиться всем возможным.
Мы влетаем в небеса, разбиваясь или брея…
Лишь останутся глаза, что состариться не смеют.

Дремлет тихий огонек на свече, теплом пропахшей.
Может, текст тот не сберег ангел, рай давно предавший.
Но оркестра ладный звук, пролетев по нашим спинам
Задохнулся и замолк, чтоб начать все с новой силой. 

Мудрость увядающей природы, желтое порханье красоты,
Легкие, загадочные ноты, редкие последние цветы.
Сдержанность на грани возбужденья, теплый и размеренный покой.
Сонные, пугливые виденья, ветры над молчащею водой.

Ей кричать не надо и метаться, яркость изумрудную кидать.
Кровь по венам гнать до самых пальцев, и ночей коротеньких не спать.
Листья прошуршат на мостовые, словно бы наказом дальше жить.
Зрелостью безмолвных отношений, мастерством бороться и любить.

Мудрость бесконечного сказанья о спиральных бытия витках,
Веточки прощальное киванье, снова повторенное в веках.
Алые, малиновые гроздья, яблока душистые бока.
Тонкие, извилистые лозы с запахом покоя и вина.

Пифия.
Дано мне сказать, все, что было и будет,
Но в сердце от слов не поет, не горит.
И карты раскинув над сеткою судеб
Я вижу лишь строки кровавые битв.

За жизнь, за удачу, за долю везенья,
За чью-то любовь с бесполезным враньем.
Минуты уходят, проходит прозренье,
И снова слепою стою над быльем.

Я вижу дороги, тропинки и тропы,
Но лишь для себя не найду я пути.
И в шаре хрустальном других повороты,
А мне в зеркалах пустота лишь светит.

Дано мне сказать, только что в этом толку?
Чужие рубашки нельзя примерять.
И только к рассвету придет втихомолку
Ко мне, кто заставит навек замолчать.

Тени

Шелком теплым пламени свечного вышьет вечер звездные мотивы,
Бахромою блеска золотого двух теней отделает извивы.
Чуть коснувшись мерного дыханья, каплей воска нарисует ноты.
И сольются блики-ожиданья в темно-сером соке непогоды.
    
Там, где вновь зима с весною спорит, в звук дождя гитара вдруг вольется.
В шелке пламя поцелуй раскроет двух теней, нашедших свое солнце.
Этим медом, в воздухе разлитом может небо вдоволь враз напиться.
И на мраке вышьются безликом двух теней сияющие лица.

Эти нити утро пусть порежет и узоры из рубинов смоет.
Но теней сплетенья не удержит, на стене обоями не скроет.
Шелком жарким, пламени алкая, каждый вздох в артериях зажжется.
На подушках, в свете полдня тая, тень во сне тихонько улыбнется.

Божественная искра.
От точильного камня божественной кузни
Рассыпалось по небу искра за искрой.
Путь одну хоть из них бог на землю упустит,
Что б зажечь в своем сердце огонь золотой.

Вот бы деревом стать, сребролистною ивой,
И до синего полога ветви тянуть,
Иль водою разлиться, степенно, лениво,
Отразив хоть кусочком сверкающий путь.

До меча не достать, не мечтай и об этом.
Меч божественен острый, что спрятанный взгляд.
У точильного камня кружатся планеты,
Он вертится, как тысячи весен назад.

Но послушные зернышки – малые искры
Снова лягут под месяца каменный плуг.
Вот бы птицею стать, разноцветной, лучи стой,
И попробовать звездные рифмы на слух.

От точильного камня божественной кузни
Снова сыплются искры, горя на весу.
Пусть и бог ни одну среди них не упустит,
Я в зрачках их домой поутру отнесу.

Отпусти меня в бой, бой последний, неравный,
Отпусти, ведь колючку так больно держать.
Кто-то высек на мне путь неизвестный, бесславный,
Но тебя позабыл с перепутья убрать.

Ты стучи барабан, как разбитое сердце,
С каждым тактом вбивай в жилы новую кровь.
Кто мечту потерял – в рану острого перца,
И каленым железом того, кто любовь.

Не суди слишком строго. Все тюрьмы, остроги
Для меня наказаньем не могут служить.
Но когда за окном вьюга сыплет тревоги,
Мне не стоит и думать немного пожить.

Отпусти ты меня в путь последний, бесспорный.
И в глаза перед сном никогда не смотри.
Кто прощает себя – тот навеки свободный,
И меня ты не вправе беречь от пути. 

Божественная сила.

Жаль, не имею божественной силы, чтоб белой стаей вспугнуть облака.
Брови не хмурил мой самый любимый, чтобы чуть медленней плыли века.
Солнце бы я запрягла в колесницу, вмиг призвала бы я ветра-коня.
Ах, только мокрым не быть бы ресницам, уж покатала б тогда бы тебя!

Только проносятся черные тучи, снова грызет крысой душу вина.
Тени трепещут над ивой плакучей, к ночи от ночи худеет луна.
Жаль не имею божественной силы мир этот крепко, до хруста тряхнуть.
Новые вставить двужильные жилы и, наконец, от него отдохнуть.

Как демиурги бы там не решали, звезды толкали на землю бы ниц.
Мне бы хватило бы сердца из стали за ограждением реберных спиц.
Что же, коль я не богиня, поделать? Если  гримасы морщин не сотрут?
Я не могу быть до крайности смелой, чтобы тебя обратить в изумруд.

Мне же зажечь лишь огонь остается, тот, бестолковый, огонь в глубине.
Нет у меня колесницы из солнца. Солнце, однако, пылает во мне.
Им пропитается, может, любимый, словно бы  кремом ореховый торт.
Жаль, у меня нет божественной силы… Только улыбку она не дает.

Шаги на мосту
Не заснуть синим розам в саду.
Освещенные пестрой луною,
Им бы вслед за подземной водой
И к шагам на высоком мосту.

В этот вечер никто не придет.
Синий атлас крылом разрезая,
Нежность с горечью вместе со стаей
Отправляется только в полет.

Забери, укради и смолчи,
Где оставил прохладу бутона.
Оплетут пусть беседку у дома 
Роз небесных живые бичи.

Там оставят раскрытым закат
И займутся заваркою чая,
Там улыбка о ком-то скучает,
Там смеется ореховый взгляд.

Окропила роса тишину
Запустевшего сонного сада.
Ветер хлопнет калиткой ограды,
Но не слышно шагов на мосту.